Если бы я была моим папой, я бы не знала, что мне делать. Вот он спрашивает: «Ты будешь сначала музыкой заниматься, уроки доделывать или мультики смотреть?»
Бывает по-всякому, но, допустим, я выбираю сначала сладкое, затем второе, а на третье – первое. И вот садимся мы за фортепиано. Папа расставляет ноты, кладёт на банкетку «Приключения Незнайки и его друзей», атлас Земли, букварь и стихи Пушкина, чтобы мне повыше было, а я понимаю, что не могу.
Он бодро говорит: «Ну, давай. Сегодня у нас «Колыбельная» и «Сонатина». (Не «у тебя», именно «у нас»). «Левой рукой пятую и шестую строчки». Но левая рука у меня как раз сейчас очень занята – я сосу её большой палец. «Ладно, – не сдаётся папа, – тогда правой». Правая тоже не готова, она держит левую. Молчание и тишина. «Ну, давай, малыш. Сосредоточься». Изо всех сил поднимаю руки. Сейчас… Сейчас… Из пяти нот четыре никуда не годятся. Папа морщится и молчит. «Слушай, – наконец говорит он, – хочешь, запишем тебя на видео?» Я не знаю, но отрицательно качаю головой. «Ну, давай», – повторяет он…
Наконец, у меня что-то вроде бы начинает получаться. Папа рад. Вздыхает облегчённо. «Ещё раз. От начала до конца». И тут опять клавиши как будто начинают валиться из рук. Я вскакиваю, бросаюсь на кровать и утыкаюсь носом в стену. Лежу и всё тут. Проходит минута, вторая, пятая… Тихо открывается и аккуратно закрывается дверь. Папы в комнате нет.
Да что же это такое, в самом деле. Встаю. Иду. Подхожу. Сажусь. Играю. Играю. Играю. «Пап». «Что?» «Идём» И он встаёт и идёт.
Если бы я была моим папой, я бы не знала, что мне делать. Откуда он знает, если знает?
